Why things burn
Daphne Gottlieb
My fire-eating career came to an end
when I could no longer tell
when to spit and when
to swallow.
Last night in Amsterdam,
1,000 tulips burned to death.
I have an alibi. When I walked by
your garden, your hand
grenades were in bloom.
You caught me playing
loves me, loves me
not, metal pins between my teeth.
I forget the difference
between seduction
and arson,
ignition and cognition. I am a girl
with incendiary
vices and you have a filthy never
mind. If you say no, twice,
it's a four-letter word.
You are so dirty, people have planted
flowers on you: heliotropes. sun-
flowers. You'll take
anything. Loves me,
loves me not.
I want to bend you over
and whisper: "potting soil," "fresh
cut." When you made
the urgent fists of peonies
a proposition, I stole a pair of botanists'
hands. Green. Confident. All thumbs.
I look sharp in garden
shears and it rained spring
all night. 1,000 tulips
burned to death
in Amsterdam.
We didn't hear the sirens.
All night, you held my alibis
so softly, like taboos
already broken. | Почему сгорают вещи
Дафна Готлиб
Мой героический путь закончился,
когда я перестала различать,
когдать шипеть, а когда
терпеть.
Прошлой ночью в Амстердаме
1 000 тюпанов погибла в огне.
У меня есть алиби. Когда я шла мимо
твоего сада, ручные
гранаты были в цвету.
Ты поймала меня за игрой
в «Любит, не любит»
и с булавками между зубов.
Я забываю разницу
между подстрекательством
и поджогом,
возгоранием и восприятием. Я девочка
с огнеопасными
пороками, а твои «пустяки»
непристойны. Если ты говоришь «нет» дважды,
это слово из шести букв.
Ты так нечиста, что люди посадили
цветы на тебе: гелиотропы, под-
солнухи. Ты примешь
все. Любит,
не любит.
Я хочу склонить тебя
и прошептать: «Почва для горшков» и «Свежий
срез». Когда ты делала
нахальным охапкам пионов
предложение, я украла две как у ботаника
руки. Зеленые. Уверенные. Большие пальцы.
Я не замешкалась в садовых
ножницах, и шла дождем весна
всю ночь. 1 000 тюльпанов
погибла в огне
в Амстердаме.
Мы не слышали сирен.
Всю ночь ты поддерживала мои алиби
так нежно, словно это табу,
уже нарушенные. |